Отыгрывать эльфа не просто - Страница 69

Алхимическая лаборатория — как много таинственного и возвышенного в этом словосочетании! Но походная алхимическая лаборатория быстро низводит романтику до обыденного котелка и пары-тройки емкостей для хранения получившихся смесей. В качестве емкостей дроу реквизировал у того же старшины три походные алюминиевые фляги и теперь постепенно их заполнял отвратительными даже на вид настоями, обладающими, кроме довольно приличных положительных свойств, не менее внушительным списком отрицательных.

Например, зелье «кошачьего глаза» гарантировало при использовании довольно приличную видимость в почти полной темноте в течение двух суток, но из-за этого днем испробовавший состав абсолютно ничего не видел. Но главным побочным эффектом зелья являлась прогрессирующая перестройка зрачков и глазного дна при постоянном использовании. Алхимическое средство гарантировало примерно через полтора года обретение кошачьих зрачков и ночной образ жизни до конца дней.

Энергетик, составленный из целой палитры поганок, работал почти без побочных эффектов — незначительные боли в мышцах обычный дроу мог спокойно перетерпеть.

А вот последний состав отличался просто демоническим коварством. Полностью блокируя ощущение усталости в мышцах, он заставлял мышечные волокна выкладываться на полную. Это, по словам дроу, очень часто приводило к переломам и смерти от истощения попробовавших чудо-эликсир. Дополненный анаболиком, он в короткие сроки вызывал значительный прирост мышечной массы. Поэтому применение данного препарата можно было проводить только малыми дозами и под присмотром.

После завершения работы «алхимического цеха», развернутого на поляне, решили провести совещание на предмет выполнения задач Центра.

Вне зависимости от состояния капитана, на следующий день постановили выступить к станции Оранчицы в следующем составе: Ссешес как следопыт и командир отряда, капитан Кадорин в качестве подрывника и Сергей в качестве штатного носильщика и снайпера…

14.07.1941

Немецкий полковой врач

— Герр доктор! Герр доктор! Тут раненых привезли! Идите скорее.

Задерганный полковой врач, не спавший уже вторые сутки, с видом сомнамбулы развернулся в сторону взволнованного санитара.

— Что такое, Ганс? Сам отсортировать и перевязать не можешь? Вы мне дадите поспать хоть час?! Или там тяжелые?

— Герр доктор, тяжелый там только один — проникающее в кишечник и два легких. Но там такие странные раны, я просто не знаю, что с ними делать.

— Ганс, ну что там такого странного может быть? Ранения огнестрельные? Осколочные? Или химические ожоги? — Быстро передвигаясь к устроенному в деревенской избе импровизированному перевязочному пункту, интересовался врач.

— Нет, герр доктор. Ни за что не догадаетесь. Я сам впервые такое вижу. Вот поглядите сами. — С этими словами санитар забежал чуть вперед и открыл перед доктором дверь.

Картина, представшая перед глазами врача, привела того в остолбенение. Впрочем, к его чести, длилось оно недолго.

Лежащий на импровизированных носилках из жердей и плащ-палаток раненый выглядел абсолютно нормально — такой среднестатистический пехотинец третьего рейха — за исключением стрелы, торчащей у него из живота, и растекающегося по форме громадного кровяного пятна. Рядом с ним, прислонившись к столу, сидел другой пехотинец со стрелой, торчащей из-под левой ключицы. Еще один раненый, осторожно баюкающий перевязанную посеревшими от грязи и пота бинтами руку, находился у небольшого окошка и с тоской смотрел на своих товарищей.

— Так! Ганс, наша машина уже вернулась?

— Так точно, герр доктор.

— Это хорошо!

Ход мыслей доктора, промелькнувших в его голове при первом поверхностном взгляде на доставшихся ему раненых, можно охарактеризовать следующей тирадой: «Да эти русские что, уже совсем в дикарей превратились? Ни одно, повторяю, ни одно цивилизованное государство не применяет в войне стрелы — только эти восточные варвары сподобились…»

Взяв ножницы и осторожно разрезав одежду солдата на животе, доктор внимательно рассмотрел место проникновения стрелы и принюхался к ране. Посмотрев на белое от боли лицо бойца и расширенные, ничего не видящие зрачки, приподнял его руку и нащупал пульс. После этого обратился к санитару:

— Когда он был ранен?

— Семь часов назад. Болеутоляющее ему кололи дважды.

Внимательно посмотрев в глаза санитара, доктор убедился, что тот понял невысказанную мысль.

— Ганс, этому болеутоляющее. Сейчас я с другими разберусь.

Вошедшие по крику Ганса солдаты осторожно подхватили носилки и аккуратно уложили их в кузов стоящего у порога старого, полуразбитого на русских дорогах грузовичка «мерседес».

Переключившись на другого раненого, доктор попросил его приподняться и пересесть на деревянный табурет, как и все у русских, сделанный предельно топорно. Аккуратно поддерживая раненого за правую руку, врач усадил его и принялся за осмотр. Стрела, выполненная из какого-то материала, напоминающего высушенный толстый стебель травы, была длиной около метра и обладала металлическим наконечником и оперением черного цвета. Наконечник и кусок древка, высовывающийся из выходной раны на спине, были почти полностью покрыты кровью.

Поманив к себе вернувшегося с улицы Ганса, доктор приказал ему ввести раненому болеутоляющее. При осторожном обследовании стрелы было выяснено, что материал древка довольно непрочный и легко поддается ампутационной пиле, движения которой вызвали у раненого страшные гримасы боли, несмотря на уже начинающий действовать морфин. Немного подумав, врач еще выстриг ножницами остатки пропитанной кровью и грязью гимнастерки вокруг обеих ран. Отпилив хвостовую часть стрелы вместе с оперением на расстоянии трех сантиметров от кожи на груди пациента, доктор попросил Ганса и еще двух санитаров зафиксировать раненого — и резким движением вытащил стрелу сзади. Громкий крик и брызнувшая из раны струйка крови явились результатом сего действа.